Том 6/2. Доски судьбы. Заметки. Письма - Страница 29

Покровитель Вашего кружка, несомненно, Дон-Кихот, а не достоуважаемый оруженосец, и в этом его оправдание. Не слыхать ли чего-нибудь о «Садке Судей»!? На него, кажется, положили плиту молчания, но, мне думается, в «Аполлоне» должны были бы пройтись с непонимающей улыбкой, что ли.

Сейчас ветрено, холодно. Я завел себе черного хомяка: зверка величиной с кошку, добродушного и недикого. По вечерам он бегает по столу и что-то читает в бумагах и, кажется, что-то смыслит в них.

В. Хлебников.

В том же случае, если на звездном небе судеб сборника покажутся зловещие светила, то некое малое посланьице да прилетит ко мне!

Или я буду думать о нем, что он находится в состоянии зародыша, а он и не возникнет!

36. Семье Хлебниковых (В дороге, конец августа – нач. сентября 1911 г, – в Алферово, Симбирской губ.)

Пишу на пароходе во время движения. Погода холодная.

Горский служит на теплоходе.

Я читаю Келлера «Семь легенд» (чудесная книжка).

Думаю, что Вера не будет беречь здоровья с упрямством ослика, которого подталкивают сзади идти. Впрочем, здоровье такая скучная вещь, которую везде можно достать.

Скоро Самара. Там я опущу письмо.

Пока всего доброго, холи и неги осенней.

Прощаюсь с Шурой (с ним я по рассеянности не прощался). Пусть он напечатается – рыбье брюшко и павдинские хвостики.

Его адрес советую переслать мне при первом письме в Астрахань.

Вчера покушал осетринки, в чем и вас прошу в уме участвовать.

Остаюсь и так далее.

Симбирец

Скоро Жигулевские ворота.

На пароходе больше ничего не остается делать, кроме посланий, облитых горечью и злостью, к родичам и уродичам.

Синий мешок я взял из ящика у Пчеловода!!!?

Казань все та же, а люди хуже: у молодежи преподлые лица людей под сорок.

37. Е. Н. Хлебниковой (Астрахань, 5 сентября 1911 г. – в Алферово, Симбирской губ.)

Вот я в Астрахани. Видел Бориса и Зинаиду Семеновну. С парохода прямо отправился на скачки. Борис и Зинаида Семеновна шлют поцелуи, приветы порознь, с перечислением адресатов, и вместе. Они отнеслись самым радушным образом и отводят по-родственному мне уголок.

Подробности письмом.

Калмыки скачут отлично, с большим чувством.

38. В. А. Хлебникову (Петербург, 26 октября 1911 г. – в Алферово, Симбирской губ.)

Мой адрес: Васильевский остров, 12 линия, дом 63, кв. 133. В университете недоимка в 50 р.

Я, может быть, перейду в Археологический.

Обдумаю.

39. Е. В. Хлебниковой (Херсон, 23 апреля 1912 г. – в Казань)

Жму дружески руку и сообщаю, что скоро пришлю новый тяп-да-ляп – именуется «Разговор учителя и ученика».

Издаю его на собственные средства (15 руб.). Вообще здесь можно издать книжку рублей за десять. И за лето выпущу на Божий свет еще одну книжку.

Поклон глубокоуважаемой Маланье Якимовне и Елизавете Григорьевне и всем молодым вьюношам. Я уже считаю себя старцем и жду появления седин.

Как процветает Казань? Я уверен, что загляну в нее как-нибудь.

Жалко, что я не должен надеяться получить ответ, так как адреса не имею. Когда книжка будет напечатана, я пришлю ее. Пусть она вызовет взрыв негодования или же равнодушия. Это судьба всех книг.

Наверное, в Казани очень хорошо.

Шлю – что, сам не знаю. Будьте здоровы. Поклон.

Херсон, Богородицкая ул., д. Волохина.

Скоро уеду, не знаю куда.

40. Андрею Белому (Херсон, май 1912 г. – в Москву)

«Серебряный голубь» покоряет меня, и я посылаю Вам дар своей земли.

Из стана осады в стан осаждаемых летают не только отравленные стрелы, но и вести дружбы и уважения.

Хлебников.

41. Семье Хлебниковых (Одесса, 5 июня 1912 г. – в Казань)

Я был сердечно рад получить ваше письмо (обращаюсь пока к Кате и Шуре). Оно меня порадовало неподдельно льющейся искренностью. Но в ответ на него я тоже отвечу всей полнотой откровенности: оно пропитано трусостью, желаньем прибегать к уловкам – вещи, которых я избегаю.

Уверяю вас, что там решительно нет ничего такого, чтобы позволяло трепетать, подобно зайцам, за честь семьи и имени. Наоборот, я уверен, будущее покажет, что вы можете гордиться этой скатертью-самобранкой с пиром для духовных уст всего человечества, раскинутой мной.

Но все же хорошо, что средина и конец понравились.

У Ивана Степ. Рождественского!! не брал. Я рад, что радую.

Я здесь читаю Шиллера, «Декамерон», Байрона, Мятлева. Но вопреки желаниям сам ничего не делаю. Каждый день купаюсь в море и делаюсь земноводным, потому что в воде совершаю столь же длинные путешествия, как и на суше.

Я тронут, что Вера не присоединилась к семейной дрожи за потрясение основ и благодарю за письмо, похороненное рукой зайца.

Я хочу думать, что все вы здоровы. Маруся уехала в Святошино. Коля кончает испытания, похудел и вытянулся.

Я пришлю еще «Разговор».

42. А. Е. Кручёных (Чернянка, Таврической губ., сентябрь 1912 г. – в Москву)

Спасибо Вам за письмо и за книжку: у ней остроумная внешность и обложка. Я крепко виноват, что не ответил однажды на письмо, но это случилось не по моей воле. Во всяком случае хорошо, что Вы не приняли это за casus belli. Мною владеет хандра, довольно извинительная, но она растягивает все и ответ на письмо я присылаю через месяц после письма.

Стихов «щипцы старого заката – заплата» я не одобряю: это значит вместе с водой выплеснуть ребенка – так говорят немцы – хотя чувствуется что-то острое, но недосказанное.