Том 6/2. Доски судьбы. Заметки. Письма - Страница 52

Между тем в среде поэтов и художников, с которыми общался В. Каменский, opus'ы Хлебникова вызывали неподдельный интерес. В марте 1910 г. усилиями двух художественных объединений – «Венок» (братья Бурлюки, М.Ларионов, Н.Гончарова) и «Треугольник» (во главе с художником-любителем, пропагандистом «свободного искусства» Н. И. Кульбиным) – организуется выставка рисунков и автографов русских писателей. В числе экспонатов были выставлены рукописи В. Хлебникова как имеющие, на взгляд устроителей, и поэтическое и визуально-художественное значение. К открытию выставки вышел в свет альманах «Студия импрессионистов», в котором были напечатаны два стихотворения В. Хлебникова (одно из них – «Заклятие смехом» – стало впоследствии хрестоматийным образцом поэтического футуризма).

В апреле 1910 г. вышел второй боевой альманах – «Садок Судей» (название предложил Хлебников); его издали супруги – М. В. Матюшин (музыкант) и Е. Г. Гуро (поэтесса, художница), на квартире которых обычно и собирались петербургские новаторы. Книжка, эпатажно отпечатанная на грубой обойной бумаге (в противовес роскошным изданиям символистов), была всунута Бурлюками в карманы пальто участников очередного заседания Академии стиха. Выпад заключался в том, что, отвергнутый этим обществом, «не причесанный, величаво лохматый от природы» Хлебников (и его новые друзья) выступают судьями искусства «прекрасной ясности». Ведь апокалиптическая поэма Хлебникова «Журавль» была осмеяна «аполлоновцами» как примитивный раешник. И потому драма «Маркиза Дэзес» гротескно изображала «аполлоновский» вернисаж как плохую копию парижской художественной жизни. «Зверинец» (стихотворение в прозе), так и не появившийся в «Аполлоне», полускрытым посвящением В. И. Иванову манифестировал прощание Хлебникова с посетителями «башни», с академическими законодателями версификационных правил.

Летом 1910 г. Хлебников впервые гостит у братьев Бурлюков, отец которых управлял огромным скотоводческим хозяйством в причерноморских степях нижнего Днепра. Геродот, «отец истории», называл эти земли, в архаические времена примыкавшие к степной Скифии, страной леса, Гилеей. Хлебникову принадлежала идея назвать этим словом творческую группу, складывавшуюся вокруг деятельного Давида Бурлюка и позднее провозгласившую его, Хлебникова, «гением» и «великим поэтом современности». Снежимочка, героиня рождественской пьесы Хлебникова, на вопрос о ее вероисповедании отвечает: «Я – лесная» (СС, 4:369). Название «Гилея» публично закрепилось за группой с марта 1913 г.

В 1910–1911 гг. у Хлебникова не было самостоятельных публикаций. Идея его авторского сборника, предлагавшегося к изданию М. В. Матюшиным, по неизвестной причине не реализовалась. Все свое время Виктор отдает занятию «числами», поставив перед собой задачу математически понять природу времени. Об этом он сообщает зимой 1911 г. брату Александру из симбирской усадьбы Алферово, где поселились Хлебниковы в связи с новым трудовым наймом Владимира Алексеевича по управлению сельхозугодьями и лесами земского банка Ардатовского уезда.

17 июня 1911 г. В. В. Хлебников исключается из университета за невзнос платы осенью предыдущего года. Разумеется, деньги на оплату учебы и повседневное существование Виктор получал от отца регулярно. Дело было не в финансовом положении семьи, а в психологическом выпадении человека из принятых житейских отношений. В те времена можно было как угодно долго числиться студентом, выполняя некие формальные обязательства. Выйдя за эти рамки, Хлебников стал безбытным, классически двусмысленным поэтом и мыслителем-скитальцем (по типу, скажем, украинского «мандрувального» поэта-философа XVIII в. Григория Сковороды).

Весной 1912 г. в гилейском доме Бурлюков, свободный от каких-либо «утомляющих» и «отнимающих» творческое время обязанностей, Хлебников компонует свой первый «ученый труд» в форме «разговора» – «Учитель и ученик». Это было и первое авторское издание Хлебникова, отпечатанное в Херсоне – «для изумления мира» – тонкая брошюра, содержавшая все самые важные для автора «краски и открытья». Тогда же из Херсона в Казань (где продолжала жить сестра Катя, совершенствуясь в стоматологии) Хлебников отправляет багажом корзину рукописей, которая пропадает. Годом раньше, в Алферово, озорные сельские курильщики украли на самокрутки кипу рукописей, с которыми Виктор приехал из Петербурга.

Единственная собственность Виктора Хлебникова – перевозимые с места на место в чемоданах, корзинах, узлах, мешках рукописи. Нередко они скапливались по случайным и забытым адресам, время от времени терялись и так же внезапно у кого-то и где-то обнаруживались. Еще не опубликованные, но уже публично экспонируемые, рукописи Хлебникова с самого начала вошли важным компонентом в мифологию его личности. Поздний драматический образ «зарезанных стихов» (стих. «Всем», 1922) и мелодраматический абрис злостных уничтожителей рукописей (финал сверхповести «Зангези», 1922) добавил к легендарности представлений об «очарованном страннике русской поэзии» зловеще-уголовный мотив заговоров и всевозможных интриг против него.

Наиболее фактично представлены вещность и сущность ранних хлебниковских рукописей в воспоминаниях Давида Бурлюка. «Отец российского футуризма», понимая историческую важность этих бумаг и реальную неспособность «Вити» правильно ими распоряжаться, оказался первым хлебниковедом, то есть их собирателем и публикатором. Так появился в конце 1913 г. изобиловавший многочисленными ошибками и просчетами, но замечательный своим пионерским духом том «Творений» Велемира Владимировича Хлебникова.