Том 6/2. Доски судьбы. Заметки. Письма - Страница 58

...

Дитя. Кэ!

Няня. Она молока хочет.

Дитя. Боботик!

Няня. Болит животик.

Парнишка. Щи худые.

Няня. Возьми иголку и заплатай их, будут крепки.

Парнишка. Холова неделю будет плакать.

Няня. Это она жертвы просит. Раз давно в ней утонул парнишка, такой как ты. Она и избаловалась. Каждую весну жертвы просит, играет. Вот и шумит. Вот и шумит.

Сколько-нибудь точных сведений о болезни Хлебникова нет. Предположительно, страшная гангрена случилась у него от полной закупорки вен в ногах. Похоронили его на кладбище в деревне Ручьи (Борковский сельсовет Крестецкого района Новгородской области). В 1960 г. племянник поэта, художник М. П. Митурич-Хлебников, перезахоронил останки в семейную могилу Хлебниковых на Новодевичьем кладбище в Москве. К девяностолетию поэта надгробьем на могилу поместили найденную в азиатских степях «каменную бабу» (см. илл. СС, 3:195).

Перипетии посмертного хлебниковедения начались «Открытым письмом художника Петра Митурича Владимиру Маяковскому» с прямыми обвинениями и перечнем пропавших или уничтоженных рукописей Велимира (ср. автограф Хлебникова «Вопрос в пространство» – СС, 5:369). Положительным следствием этого отчаянно-несправедливого демарша стало вскрытие сейфа МЛК по сигналу Якобсона из Праги. В сейфе оказалась часть перечисленных Митуричем вещей (например, повесть «Есир», поэма «Каменная баба»), там заведомо не могло быть произведений, написанных позже («Ладомир», «Разин», «Царапина по небу») и там не оказалось тех действительно пропавших текстов («Семь крылатых», «Тринадцать в воздухе»), которые Хлебников пересылал в 1916 г. из Астрахани в Харьков Асееву и Петникову. Весь этот печально-невразумительный эпизод в истории издательского дела футуристов, конечно, не должен объясняться только безбытной неорганизованностью Хлебникова, даже его болезненно-мнительным состоянием весной 1922 г. В конечном счете, достойна сожаления безучастность и Маяковского, и Якобсона, морально ответственных за рукописи, которые они держали в своих руках и о судьбе которых в любом случае они сами должны были сообщить автору. Но и это не главное. С 1923 г. начала воздвигаться глухая стена между Митуричем и его окружением и официально оформленной литературно-художественной группой Левого фронта искусств со своим журналом «Леф». Реальному делу Хлебникова эта стена всячески вредила.

В частных изданиях Митурича (и Веры Хлебниковой, ставшей его женой) разоблачались «эксплуататоры» и «нахлебники» хлебниковского таланта. В «Лефе», который в первых же своих номерах стал печатать тексты Хлебникова («Уструг Разина», «Ладомир») и воспоминания о нем (Дм. Петровский), анонсировалось также Собрание сочинений под редакцией поэта Н. Асеева и лингвиста Г.Винокура. Однако это Собрание не могло состояться, поскольку основной корпус рукописей Хлебникова принадлежал его юридическим правопреемникам. Да и оценки хлебниковского творчества у редакторов объявленного Собрания были не совсем адекватны.

В 1927 г. в ленинградском Институте Искусств под председательством опоязовца Ю. Н. Тынянова (1894–1943) был организован семинар современной литературы с прямым интересом к изучению рукописного наследия Хлебникова. Более других занимался этой темой ученик Тынянова литературовед Н. Л. Степанов (1902–1972). Он стал убеждать Митурича, что к «Лефу» Институт Искусств не имеет никакого отношения, а солидными книгоиздательскими возможностями располагает. Так состоялся знаменитый ленинградский пятитомник Велимира Хлебникова «под общей редакцией Ю.Тынянова и Н.Степанова» (1928–1933). А. Крученых, еще до выхода первого тома, затеял в Москве стеклографированные выпуски неизданных произведений Хлебникова, имея свой запас автографических источников. Степанов сумел договориться с ним о включении в пятитомник части материалов, принадлежавших «группе друзей Хлебникова». Следует заметить, что в пятитомник не вошли (вероятно, по идеологическим соображениям) напечатанные в 1922–1923 гг. стараниями Митурича три выпуска «Досок Судьбы». Новый слой читателей Хлебникова само это загадочное словосочетание знал только по IV плоскости «Зангези».

В лефовском лагере пятитомник вызвал разнородные суждения. В.Шкловский прежде всего оспорил вступительную статью своего друга Ю. Тынянова, который представил Хлебникова вне связей с футуризмом. По мнению зачинателя «формального метода», это означало возвращение литературоведения к привычной канонизации литературных генералов и соответственно забвение опоязовской цели изучения эстетической культуры как имманентного процесса (см. «Под знаком разделительным. Канонизаторы» – «Новый Леф». 1928. № 11). Обозрение «ретушированного Хлебникова» – так назван пятитомник в статье Н. Харджиева и В. Тренина в «Литературном критике». М., 1933. № 6 – было смесью справедливых фактических замечаний с довольно предвзятым отрицанием всей вообще проделанной работы. Но Н. И. Харджиев (1903–1996) и Т. С. Гриц (1905–1959) сумели показать новый уровень текстологии, составив в 1940 г. исключительно важный том «Неизданных произведений» Велимира Хлебникова.

В том же 1940 г. вышла повесть в стихах Н. Асеева «Маяковский начинается», отмеченная Сталинской премией. В повести есть глава «Хлебников», честная и чистая по тону поэзия самого, может быть, «хлебниковского» из русских стихотворцев. Но исторически получилось так, что повестью Асеева начался длительный период призрачного существования Хлебникова исключительно в тени «лучшего и талантливейшего поэта советской эпохи», в полуофициальных мероприятиях музея огосударствленного Владимира Маяковского. Прямой или косвенной близостью к нему держались на плаву многие имена и явления авангардного искусства.