Том 6/2. Доски судьбы. Заметки. Письма - Страница 14

И уа и ау – это зовы разных возрастов; но уа – голос детства, голос прихода в этот мир: «меня не было, – я есмь», – вот что кричит ребенок, – «я пришел в этот свет». Таков первый крик ребенка.

И в самом деле, в уравнении:

(2 + 3) (2 + 3) 2 + (2 − 2) 2 − 1 = z

при единице как значении бога уравнения (n = 1), z = а; при n = 0, z = y.

Просвечивающий сквозь уравнение его повелитель, показатель степени, есть удельный смысл звука азбуки. Или крик младенца, первый крик явившегося на свет, точно повторяет путь от ничего к единице, из небытия в бытие, главенствующей в уравнении величины.

Напротив, отчего все веры боролись с весной, язычеством и ау? Потому что то, что живет в а, умирает в у.

«Я был (можно читать: была), – меня нет», – не есть ли это «Песня песней» каждой любви?

«Я был (читай: с тобой), – меня нет», – в то же время есть крик каждой разлуки, каждого зова, каждых протянутых вперед рук, будет ли это в сосновом бору или на берегу моря (Куоккала).

Явление любви многими понималось как уход в ничто – «любовь сильнее смерти».

Когда высота жизни заключается в близости двух, расставание и разделение пространством становится смертью или приближением к ней. Или перевод одного из немногих слов языка предков, оставшегося у нас, слова ау, приблизительно такой: «я был, теперь меня нет». Или этот весенний зов соснового бора может быть понят так: «ты был – тебя нет – где ты?».

Мы видим, что величина n в уравнении z была единицей, стала ничем, ее тоже нет.

Исчисление пятен времени

Между рождениями Бакунина и Ленина прошло 3(3 + 1) дней; между рождениями Маркса и Ленина прошло (3 + 1) (3 − 1) дней. Общая скрепа этих двух времен:

Отрицательная единица дает переход от Ленина к Марксу, положительная от Ленина к Бакунину. Здесь к чистой степени трех прибавляется или убавляется единица.

Ленин счита<ет> себя учеником Маркса. Строение времен между ними: (3 + 1) (3 − 1); преобразуя его, получаем (3 + 3 + 3 + 3 + 3 + 3 + 1) (3 − 1) 2 = 365 (3 − 1) 2 дней. Почти то же строение, как между другим учеником и учителем, Мусоргским и Корсаковым, именно: (3 + 3 + 3 + 3 + 3 + 3 + 1)3 = 364.9.

Но, может быть, это строение времени, почерпнутое из седой древности, неверно для современности?

Давид Бурлюк был «учителем» первых шагов Владимира Маяковского.

Бурлюк родился 9.VII.1882 <года>, В. Маяковский – 7. VII.1893 <года>, или между этой парой «учителя и ученика» прошло 365.11 дней, или: (3 + 3 + 3 + 3 + 3 + 3 + 1) 11.

Почему число 11 – очень замечательное число – кажется нежным и сладким, как мед, как дружба? Не какое-нибудь ядовитое 27!

11 = 3 + 2 = 2 + 3.

Оно не меняется, определяемое как a + m, от того – два или три будет а; оно уравнивает свойства два и три (подслащивает три). В 11 три и два обладают свободой перехода одно в другое, не шатая величины целого.

Наш закон, или правило, помогает учителю найти учеников, различить их в толпе неизвестных.

Почему времена между рождением отвлеченного мыслителя и тем, кто его учение воплощает в жизнь, между учителем и учеником, так часто построены на изящном нисходящем ряде 3 + 3 + 3 + 3 + 3 + 3 + 1?

Вспомним, что этот ряд есть путь перехода суток и года, он в целом равен 365 дням, году.

Сутки есть время вращения Земли кругом своей оси; год – время вращения кругом чужой оси, мирового тела Солнца. Не создает ли Земля свое учение, вращаясь около оси самой себя, и не применяет ли свое учение к жизни, кружась кругом Солнца?

Из родства слов сутки, существовать, суть и год, годиться, годный для чего-нибудь другого, угодный кому-нибудь, приходим неожиданно к мысли, что в основе мысли отвлеченного мыслителя лежит вращение около своей оси, своего рода суточное движение Земли, – «я мыслю, стало быть – существую», а в основе мысли ученика, применившего к жизни учение учителя, лежит годовое вращение кругом мировой оси общества, чужой оси мира. Мысль Бурлюка – суточное кружение, мысль Маяковского – год, кружение около мировой оси.

Пушкин и чистые законы времени

10. Х.1824 <года> Пушкин закончил «Цыган». В этой вещи вдохновение жертвенно курилось перед человеческой личностью, чуждой законам государства и общества. И около костра, прославлявшего гибель государства и освобождение от него личности, жречески стоял сам Пушкин.

Через 3 + 3 <дней>, по законам чистого времени, должна быть обратная волна, и на самом деле 8–9 окт<ября> 1828 <года> Пушкин заканчивает «Полтаву», где прославляется государственное начало в его высшем проявлении – Петре Великом, и самодержавный молот, набивший на русский бочонок суровый обруч Полтавской битвы, находит певца в певце «Цыган».

Личность, враждующую с государством, сменяет «отец России», отец государства – Петр.

Напротив, 15.V.1821 <года> закончен «Кавказский пленник» с таким настроением: русский в первобытном быту горцев; дыхание, здоровье Востока, его дикой воли и силы, на русское зеркало.

Через 3 + 3 − 2 <дней> после этого, 9.V.1823 <года> начат «Евгений Онегин», где взято обратное настроение: изнеженный Запад и русский человек; разлагающее действие Запада, гибель духа, оторванного от Азийского ствола.

«Кавказский пленник» вскрыл встречу русского с первобытным Востоком, диким и полным здоровья; «Евгений Онегин» – его встречу с «образованным Западом», с его «пагубным» дыханием.

Таким образом, колебательный закон времени легко проверяется на творчестве Пушкина.

«Анчар», посвященный красоте власти, ее грозному величию, написан через 2 (= 32 дня) после «Полтавы», именно 9.XI.1828 <года>; в нем, приемами Пикассо, взят тот же самодержец.