Том 6/2. Доски судьбы. Заметки. Письма - Страница 42

98. О. М. Брику (Харьков, 23 февраля 1920 г. – в Москву)

Мы жили лето разобщенные с Москвой, и теперь в ней все таинственно для меня.

Но главная тайна, блистающая, как северная звезда, это – изданы мои сочинения или нет? Шибко боюсь, что нет! Так же, как «Интернационал искусств».

И вдруг Вы пришлете мне толстый пушкинский том? С опечатками, сырой печатью? Правда, хорошо было бы?

Как судья языка письма, помните, я только что встал с постели после 2 тифов.

Мне необходимо получить денег. Не вышлет ли их издательство «И МО»?

Харьков, Чернышевская, 16, кв. 2, Викт. Влад. Хлебникову.

Какая судьба моего послания, добрая или злая?

В общем, в лазаретах, спасаясь от воинской повинности белых и болея тифом, я пролежал 4 месяца! Ужас!

Теперь голова кружится, ноги слабые.

Ваш Хлебников

P.S. Я хотел бы получить тысяч 10 или 5 – но это уже хуже.

99. О. М. Брику (Харьков, 30 апреля 1920 г. – в Москву)

Дорогой Осип Максимович!

Я с грустью примирился с тем, что собрание сочинений не вышло.

Так как мне делали предложения Есенин и др., я бы хотел знать, существует ли срок хотя бы двухмесячный для выхода в свет полного собрания?

Задерживать его дальше невозможно – эта исходная точка заставляет меня желать, чтоб Вы взяли на себя обязательство закрепить издание во времени, приурочив его к определенному сроку 2 месяцев.

Очень жалею, что не могу быть в Москве и увидеть вещи своими глазами.

Некоторые переговоры по этому поводу мог бы повести Г.Петников.

Очень хотел бы видеть вещи напечатанными.

Мой привет издали с юга Лидии Юрьевне и Владимиру Владимировичу.

Я начинаю снова работать, что долго был лишен возможности делать.

В. Хлебников Харьков. 30.IV.20.

100. Семье Хлебниковых (Баку, 2 ноября 1920 г. – в Астрахань)

Пишу вам это письмо из Баку.

Мой адрес: «Баказроста», Баку (Бакинское отд. Кавказо-Российского телеграфного агентства), улица Милютинская, дом Соединенного банка.

Раньше я жил в Харькове, Ростове, на Северном Кавказе около Армавира и Петровска.

Сейчас очень хорошо, но здесь немного дороговато.

Я очень хотел бы увидеть вас; что вы делаете?

Я 7 месяцев был болен тифом, теперь здоров.

Где Шура – Вера?

Я служу лектором в колл<ективе> агитаторов Политпросвета Волго-Каспийского флота, Баиловская ул.

Пароходы, может быть, долго будут ходить по морю и тогда я приложу меры увидеться с вами. Письмо ко мне можно послать с каждым судном, идущим в Баку, попросить матроса и сказать, что я служу в Политпросвете.

Здесь на Кавказе хорошо, и я поселяюсь на всю жизнь где-нибудь в Сочи или в Дербенте. Зимовать буду в Баку, но надеюсь увидеть вас. Вспомните о мне в день моего рождения.

2 ноября.

Я провел 2 недели в ауле около Дербента, среди горцев. Там есть фазаны и кабаны.

Обнимаю вас, хотел бы скоро увидеть вас.

101. В. В. Хлебниковой (Баку, 2 января 1921 г. – в Астрахань)

Веринька, заинька! ау!

Летите письма, как листочки березовые, на русые головы дорогих, падайте на очарованных у Волги.

Пора разочаровывать змей, то-то будет шипение змеиного царства. Этот год будет годом великой и последней драки со змеем.

Все, что в моем сознании: черные ночные окна, дыхание запыхавшихся дров, торопящихся стать золой, – все подымаю за мою победу над змеем.

За это время я выковал дрот для борьбы с ним – это предвидение будущего: у меня есть уравнения звезд, уравнения голоса, уравнения мысли, уравнения рождения и смерти.

Я первый взошел на новый материк – повелевающее время, первый вступил на него, я был пьян от радости, но люди всегда люди, – и из первого сражения со змеем я вышел в цепях: от меня вдруг улетели все мои мысли, и мой очарованный мир покинул меня, точно я изменил ему. Все видения будущего вдруг покинули меня, точно ненужное дерево стая отдыхавших голубей.

Это случилось после того, как я в последний раз в жизни поверил людям и прочел доклад в ученом обществе при университете «Красная Звезда».

Правда, я утонченно истязал их: марксистам я сообщил, что я Маркс в квадрате, а тем, кто предпочитает Магомета, я сообщил, что я продолжение проповеди Магомета, ставшего немым и заменившим слово числом.

Доклад я озаглавил «Коран чисел».

Вот почему все те, чье самолюбие не идет дальше получения сапог в награду за хорошее поведение и благонамеренный образ мысли, шарахнулись прочь и испуганно смотрят на меня.

Но все-таки жребий брошен, и змей будет проткнут в самое пузо. Пока же жизнь обвита его жирным животом с мрачными узорами смерти тела и духа.

Но и но! поединок будет!

Свидетель – мой нераскуренный окурок, мой одинокий друг сейчас. Кстати, я курил трубку из пушечного пороха и писал ручкой из пороха. Так как я рассеянный человек, то я клал окурки на порох, и он зажигался и воспламенялся, тогда я тушил его пальцами. На деле это безопасно, пушечный порох горит очень тихо, и из его длинных черных трубок выходят превосходные ручки для будаков (будетлян), но звучит все это очень громко.

Я преследовал свою одинокую цель с мрачным ожесточением, и только твое письмо меня пригрело весенними вещами, и я <стал> болтлив. Утверждаю, то я был в оттепели и кап-кап.

Вся <моя> мрачная правда, что мы живем в мире смерти, до сих пор не брошенной к ногам, как связанный пленник, как покоренный враг, – она заставляет во мне подыматься крови воина «без кавычек». Да, здесь стоит быть воином. Здесь я не скажу, как сказал недавно, что я не буду «хороводиться с ружьем», отказываясь освящать своим согласием этот старинный и гнусный обряд.